Легенда о любви и красоте[СИ] - Лиана Делиани

— Моя душа едва ли отличается сейчас от той, что была дана мне при рождении. У меня лишь не было опыта, позволяющего вполне различать добро и зло, понимать и сочувствовать людям. Теперь я его получила, за что еще раз вас благодарю. И я замужем, ваше величество. Или вы забыли, что сами подобрали мне мужа?

— Это легко уладить, — махнул рукой Неаполитанский король.

— На вашем месте, я бы не стала спешить с подобным утверждением. Мой брак состоялся, и подтверждение тому зреет сейчас в моем чреве.

— Что? — изумлению короля не было пределов. — Этот оборванец… он, что, взял вас силой?

— Ему не было нужды так поступать, — ответила Виола.

— Я искрошу его на мелкие кусочки, — сказал король, с трудом сдерживая гнев.

— Его уже достаточно искрошили, ваше величество. Оставьте мне то, что осталось. Не пытайтесь силой разрушить соединенное Господом.

Король смотрел на Виолу с раздраженным и раздосадованным видом человека, не знающего как поступить, не уронив своего достоинства. А она вдруг увидела перед собой одинокого, придавленного бременем собственного величия, разучившегося доверять кому–либо, уставшего мужчину. Виоле стало жаль его, как в последнее время было жаль всех, кто не познал чуда любви, не засыпал и не просыпался в объятиях любимого, не понимал, что именно в этом заключается смысл жизни и ее высшая награда.

— Вы еще можете быть счастливы, ваше величество. Я буду молиться о том, чтобы Бог послал вам любовь так же, как он подарил ее нам с мужем, — искренне сказала Виола.

Неаполитанский король пристально посмотрел на нее, рассерженный, и в то же время где–то в глубине души удовлетворенный, тем, что она посмела заглянуть так глубоко.

— Обидно, когда другие пожинают плоды, что ты сеял для себя, — с насмешливым сожалением сказал он. — Чем подбирать остатки, я умываю руки.

В символическом жесте воздев руки, король встал и удалился. Его свита вышла следом за ним. В покоях остались лишь Виола, герцог Миланский и пара его доверенных советников.

— Дочь моя, — с трудом поднимаясь из кресла, произнес герцог Филиппо Мария. Разогнув спину при поддержке Виолы, он пристально посмотрел на нее и сказал, положив руку на ее голову: — Ты так похудела.

— У меня есть к вам просьба, батюшка, — ответила Виола и, смутившись, добавила: — Если мне дозволено ныне так вас называть.

— Я слушаю тебя, дитя мое, — глядя увлажнившимися глазами, ответил герцог.

— Если можете, отмените решение о нашем изгнании. Обещаю, мы не вернемся в Милан, дабы не порочить вас, а поселимся поблизости в каком–нибудь маленьком городке, где нас никто не знает.

— Так ты говорила всерьез? — герцог, словно только сейчас понял, что события последнего часа не были розыгрышем или шуткой.

— Да, — подтвердила Виола.

— И про ребенка в твоем чреве?

— Да, — снова кивнула Виола. — И если вы не сможете выполнить первую мою просьбу — Джанкарло может воспротивиться, я знаю — то выполните другую. Выплатите хотя бы двадцатую часть того приданного, что полагалось за мной, своему зятю, если не как мужу вашей дочери, то как человеку, сражавшемуся в рядах вашей армии.

— Хорошо, — согласился герцог Филиппо Мария. — Я хотел бы иметь возможность иногда видеть тебя и своего внука.

— Она будет у вас, батюшка. А сейчас идемте, муж ждет меня, а вам давно пора познакомиться с зятем.

Виола понятия не имела, как она сумеет уговорить Гвидо принять деньги из рук отца, но в запасе у нее был один абсолютно неотразимый аргумент, улыбнулась она, положив руку на живот.

Гвидо умер десять лет спустя. Виола дожила до глубокой старости. У них было семеро детей и тридцать два внука. Изделия их гончарной мастерской и сегодня украшают полки домов и музеев Италии.